Девушка: "Ой, мальчики, у вас такой красивый джип. Я ж его вам весь заблюю..." Джип с пробуксовкой трогается.
Девушка мастерски сменила контекст. И кого волнует - пила она в тот вечер, не пила...
Со сменой контекста связано одно из приятных воспоминаний моей далёкой студенческой молодости. При совке студентов гоняли по осени в колхоз на пару-тройку недель, собирать картошку. Грязь, дожди, бесплатный труд на благо отчизны. Отмазаться было можно, но значило оторваться от своих - большинство-то не отмажется... Ну, зато в приятной компании.
Зато руководители понимали хорошо и нашли чудный способ ломать наглых. Как-то днём, пока мы были в поле, наши вещички перетряхнули, нашли у пятерых по бутылке водки, изъяли и вызвали на ковёр по одному. А там предметно объяснили, что на исключение из института они уже наработали. И искупить могут только тем, что и сами будут по струнке ходить и других к этому подвигнут. В заложники взяли, значит, в лучших традициях.
И вот сидим мы, 22 рыла в комнате-спальне с двухярусными койками и без прочей мебели. Злые как черти. Надо менять контекст. Достаю ручку, пишу
начальнику Гатчинского РОВД
(ФИО и звание потом вставим)
Заявление
Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что сегодня, число, в наших личных вещах был произведён незаконный обыск. Просим принять меры к восстановлению социалистической законности.
И 15 подписей с расшифровкой. Тем, у кого водку изъяли, подписывать сами не дали, двое зассали. Бумажка, понятно, так себе - но уже что-то.
Идём в 15 рыл качать права, бумажка за пазухой. Преподов трое, двое в общем нормальные, патентованная сука - один, он же из них коммунист. Здоровый, кстати, лоб - и ничего на свете он не боится. Выходят все трое, но двое молчат. Говорит от нас только Костя - добрейшей души парень, на голову меня выше (а во мне 183) и в плечах в два раза шире. Как сейчас помню - в болотного цвета свитере и необъятного размера кирзачах. Тон дискуссии быстро повышается, коммунист постепенно краснеет как помидор сорта бычье сердце, орёт: "Да пишите что угодно кому угодно", и разворачивается уходить.
Тут по сценарию моя реплика. Достаю из-за пазухи бумажку, "Уже", говорю. "Почитайте". Наш визави в полной тишине читает, и морда лица у него стремительно меняет цвет от пурпурного до болотного цвета костиного свитера, только пятнами. Много бы дал, чтоб на видео такое снять. А я вкрадчиво так, ласково говорю:
"Зачем, мол, вам такая неприятность. Понятно, милиция ничего не сделает. Но на партячейке вопрос рассмотрят ведь обязательно. А там вдруг какие люди найдутся - мало ли. Так что бумажку эту мы вам оставим, как залог наших добрых намерений. Но тут такое ведь дело - если что, мы новую напишем. И, как ни странно, она снова будет оригиналом."
На этом мы разошлись. Через полчаса пятёрку заложников по одному вызвали и вернули их бутылки. Как мы победу отметили и закрепили - это отдельный рассказ. А через пару дней идем с приятелем, болтаем про одного их комсомольских наших деятелей, пусть будет Кострица. Навстречу наш коммунист. Мы уже прошли мимо друг друга, он нам в спину бросил: "Вот такие как Кострица коммунизм построят, а такие как вы - никогда". И каким же мёдом пролились для меня эти с искренней горечью сказанные слова. Десятилетия прошли - помню. К преподу тому даже уважение почувствовал - верил человек, оказывается в свою идею.
А контекст мы знатно сменили. Только в спину реплики бросать бывшему царю горы осталось. Другое дело, картошки в тот год немного мы собрали.
